Реформирование РАН и приоритеты научно-технической разведки России. Часть №2

Реформирование РАН и приоритеты научно-технической разведки России. Часть 1

Авторы упомянутого научного доклада, кажется, недостаточно знакомы с организацией проведения секретной науки в интересах военных заказчиков и спецслужб (включая систему Президиума РАН). Имеется большой ряд проблем в этой области, предполагающий создание специальной системы прямого и обратного трансфера (переноса) научно-технических достижений. Необходима интенсификация научных контактов НИИ РАН с крупными федеральными центрами оборонной промышленности. С другой стороны, есть большое число оборонных НИИ и КБ, ведущих эффективные фундаментальные и прикладные НИР и опытные работы.

Надо ли говорить, что современная наука во многих случаях невозможна без засекречивания и гостайны, а также владения «настоящим ученым» методами и технологиями внешней научно-технической разведки. Но этому пока не учат в нашей высшей школе и в аспирантурах.

В качестве эксперта, ранее знакомого с организацией ракетных программ в бывшем Минобщемаше СССР, я не вижу острой необходимости участия России и ее науки в «псевдопрестижных проектах», типа организации полета человека на Марс (проект «Клипер») и др. Россия не слишком богатая страны, чтобы идти на такие проекты, к тому же не имеющих значимого оборонного или экономического значения. Напротив, восстановление более 200 утраченных промышленных технологий, необходимых МИТ для производства стратегического ракетного комплекса «Тополь-М», не имеет научной альтернативы.

Анализ геополитической ситуации в мире показывает рост интереса военных к новым видам оружия массового поражения и этническим геноцидным войнам.

С учетом развития молекулярной биологии и, генетики и медицины, можно рекомендовать бы политическому руководству страны пойти на организацию наукоемкого Федерального агентства по биотехнологии (по образу и подобию бывшего атомного Минсредмаша СССР). Это нужно как для прорывов в военной биологии, так и в коммерческой сфере набирающей потенциал промышленных биотехнологий (новые материалы, пищевые продукты и комбикорма, лекарства, медицинские технологии клонирования и др.).

Можно отметить перекосы в области конкурсной ежегодной организации отбора научных проектов (с ослаблением общего потенциала науки дублирование специализации многих НИИ и КБ уже не имеет экономического смысла). Эффективное тематическое планирование требует больших сроков, больших усилий ученых и лучшего контроля над промежуточными итогами исследований и разработок.

Конкурсные процедуры и экспертиза проектов НИОКР жестко критикуются даже в США, где они зародилась и где есть несколько сфер (например, здравоохранение), где это оправдано иметь. Бывший советский опыт говорит о большой пользе сметного содержания фундаментальной и прикладной науки (особенно ориентированной на военные цели).

Есть большая потребность уменьшить сферу научно-технических конкурсов и торгов, применив неплохие бывшие советские принципы оценки деятельности НИИ, КБ, а также отдельных ученых. Здесь я с удовольствием вспоминаю методики таких оценочных процедур для НИИ и КБ бывшего атомного Минсредмаша СССР (в ракетном Минобщемаше СССР аналогичная оценочная система была похуже, поскольку в меньшей мере касалась оценки деятельности самих ученых и разработчиков конкретных научных организаций).

Обобщая сказанное, следует вновь подчеркнуть важность смены приоритетов экономической политики в России с усилением внимания к факторам научно-технического прогресса, в том числе и в добывающих сырьевых отраслях ТЭК.

Секретность большой академической и вузовской науки

Российская наука наиболее чувствительна к точной диагностике роста внутренних и внешних военных и иных угроз России. Отчасти такая информация имеет секретное стратегическое значение, предопределяя структуру государственных бюджетных расходов России и конкурентные военно-политические приоритеты развития экономики и торгово-экономическую стратегию страны на мировых рынках товаров и услуг.

Известно, что в последние годы в России резко усилилось финансирование военных НИОКР, часть из которых выполняется при активном участии научных организаций РАН, но закупки новейшей военной техники носили единичных характер.

По информации руководителя Департамента экономики программ обороны и безопасности Минэкономразвития России генерал-полковника В Путилина, в 2006 году на закупки новых вооружений будет выделено на 40 процентов больше средств, чем в прошлом году. При этом на ремонт расходы возрастут лишь на 14 процентов. Сам Гособоронзаказ составит 567,7 миллиардов рублей, что почти в 1,3 раза больше, чем в 2005 году.

Кроме того, в 2006 году будет изменена схема финансирования научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. 80 процентов бюджета НИОКР пойдут на завершение прежних работ, а три процента — на новые разработки. При этом Минобороны и Генштаб, проведя проверку этой сферы, отказались от ряда разработок, которые были признаны неэффективными. Это было сделано после того, как рабочая группа во главе с Германом Грефом, изучив Гособоронзаказ, нашла в нем завышение цен продукции ОПК на миллиард рублей.

Всего по результатам этих проверок военные отказались от 62 военных проектов на общую сумму 350 миллионов рублей. Еще 150 миллионов были сэкономлены за счет сокращения программы утилизации вооружения и военной техники. Оставшиеся 500 миллионов были получены за счет отказа от закупки одного опытного самолета. Высвободившиеся деньги были направлены на НИОКР в области беспилотной техники, современных разведывательных средств, а также на закупку модернизированной авиационной техники.

В этих условиях крайне трудно быть крупным или даже начинающим ученым РАН без допуска к секретным работам и документам, включая данные внешней научно-технической разведки. Но это не самое страшное в жизни современного ученого, поскольку другой негласной стороной деятельности современного ученого РАН является миссия быть еще и тайным шпионом.

В соответствии со статьей 8 Закона РФ «О государственной тайне» устанавливаются три степени секретности: «секретно», «совершенно секретно» и «особой важности». Последний гриф секретности более понятен в такой терминологии — «совершенно секретно особой важности».

В современной науке всегда есть работы, которые подпадают под повышенную секретность. Это характерно для случаев информационной защиты создания «сверхоружия», то есть нетрадиционной военной техники и вооружений на новой физической, химической, биологической и иной основе, существенно меняющие представления во военном потенциале страны (эффекты могут быть давно известны, но использоваться впервые).

В отдельных случаях глубокое засекречивание целесообразно для отдельных прорывных научно-технических достижений гражданской сферы в виду большого коммерческого значения в случаях возможных революционных промышленных новвоведений (искусственный каучук, реактивный двигатель, полупроводники, телевидение, ксерография, магнитная запись информации, нейлон, генно-модифицированные сельскохозяйственные культуры и др.).

Особым случаем секретности проводимых в РАН исследований является использование в них секретной информации, предоставляемых структурами научно-технической разведки и коммерческого промышленного шпионажа.

Каковы же оценки самих российских ученых о степени засекречивания фундаментальной и прикладной науки?

Здесь особенно интересны данные И. В. Мелихова (акад. РАЕН) и Ю. Д. Третьякова (акад. РАН).

В совместной публикации «У последней черты» («НГ-наука», 1999, № 4, апрель) известные химики (в частности, химфака МГУ) отмечают: «Фундаментальная наука, которая занимается изучением явлений природы и общества как таковых, некоторая часть новых знаний направляет непосредственно в печать, делая их всеобщим достоянием. Однако, если изучаемое явление сулит значительную коммерческую выгоду, то новые знания о нем засекречиваются и в течение некоторого времени сохраняются государствами и фирмами как национальное достояние. По нашим оценкам, секретным становится от 50 до 80 % информации, накапливаемой фундаментальной наукой. Прикладная наука, которая занимается изучением процессов в конкретных производствах, поступает так же. Но здесь секретной становится 90-95 % новой информации, а „тайное становится явным“ через более длительное время. Каждая страна имеет собственный запас знаний, из которого общим становится только небольшая часть».

В таких условиях даже незначительные личные просчеты ученых при обмене научной информации на международных конференциях или при инициативных попытках коммерциализации научных результатов (особенно с привлечением возможных зарубежных инвесторов США, ЕС, Израиля, КНР и др.) могут обернуться классическими «шпионскими процессами».

Известны случаи, когда «случайные» утечки секретной научной информации или даже «рассекречивание» были элементом тонкой секретной игры политического, дипломатического, военно-технического или внешнеторгового плана.

Стоит вспомнить, например, историю создания и первого успешного испытания в СССР в 1949 году атомной бомбы. В ряде статей авторитетных авторов утверждается, что конструкция этой первой бомбы была украдена в США.

По признанию ответственного работника НКВД СССР П. Судоплатова (см. «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005, с. 361), отвечавшего за все разведывательное и контрразведовательное обеспечение советской атомной программы, в 1944-45 гг. контрразведка США через своих подставных агентов передала СССР массу дезинформационных материалов по атомной бомбе. Эта „игра“ была раскрыта в 1945—1949 гг. крупнейшими советскими физиками при участии специалистов научно-технической разведки. Примечательно, что сведения, исходившие из ФБР, хотя и являлись искаженными, однако, отражали главные направления усилий американских физиков и масштабы атомной гонки в США.

»Секретные игры" с участием всех сторон мирового политико-экономического процесса ведутся и сегодня. Есть поучительные примеры научной дезинформации с использованием авторитетных научных журналов с высокой цитируемостью. С другой стороны, в СССР имелся поучительный для РАН опыт организации анализа тенденции в мировой науке и военно-ориентированного прогнозирования научно-технического прогресса, в том числе при участии такой аналитической структуры, как ВНИЦИ (Москва, ул. Флотская, 15).

В засекречивании фундаментальной науки есть свои особенности. Наиболее полно они описаны на примере атомной науки, которая активно развивалась при создании сверхбольших водородных и сверхмалых атомных взрывных устройств.

В части направлений научного поиска фундаментальная наука неоднородна. Так, известна следующая классификация фундаментальных исследований (ФИ):

1. ФИ, цель которых может и должна быть заранее точно определена. Необходимость программы исследований в подобных случаях не вызывает сомнений. Классическим примером является программа космических исследований;
2. ФИ, окончательный результат которых трудно предвидеть, однако, можно определить направление работ. Таковы работы по общественным наукам. Программу исследований можно здесь определить как выполнение некоторых этапов ФИ, уточняя не столько цель, сколько характер работы;
3. ФИ, в которых можно определить лишь «поле исследований». Таковы исследования в некоторых разделах математики и теоретической физики. Эти работы имеют обычно длительный характер, продолжаясь десятки лет. В таком случае формально выдвигать не единую четкую программу исследований, а планы работ на некоторые временные интервалы;
4. Целенаправленные ФИ, имеющие наряду с познавательными и практические цели. В отличие от прикладных исследований в таких ФИ достижение практической цели возможно лишь на основе оригинальных научных исследований, и направление поиска, ведущее к реализации целей ФИ, следует выделять в отдельную программу [Основы науковедения. — М.: Наука, 1985, с. 274-275].

С другой стороны, фундаментальная наука материализуется в виде открываемых «закономерностей», «свойств» и «явлений», часть из которых может подпадать под засекречивание с учетом особенностей мировой или национальной научно-технической политики.

Посмотрим на красноречивые данные А. М. Павлова в его статье «Динамика открытий и изобретений (1931—1990)», опубликованной в «Вестнике Российской академии наук» /1996, т. 66, № 5/. Анализ советских открытий за 1931—1990 гг. говорит о том, что наиболее интенсивно фундаментальная наука развивалась с 1945 года по 1980 год. В целом наибольший удельный вес среди зарегистрированных открытий приходился на «явления» (67,6 %). Соответственно доля «закономерностей» и «свойств» была примерно одинаковой, почти на уровне 16 %. Интересно, что пик открытий по пятилеткам пришелся в СССР на 1961—1965 гг. Всего же было зарегистрировано 392 открытия. Наибольшее число открытий было сделано в ядерной физике и физике плазмы — 73 (18, 6%), химико-технологическим наукам и физике твердого тела — по 71 открытию (18,1 %).

Очевидна военная направленность всех этих направлений и их близость к атомной, ракетной, авиационной и космической и другой технике. Однако были и другие «лидеры», более тяготеющие к гражданской науке. В области биологии зарегистрировано 51 открытие (13,0 %) и в области медицины — 44 открытия (11,2 %). Некоторые виды продукции гражданского назначения, например, спортивный инвентарь, применяемый на престижных соревнованиях, в отдельных случаях потребовали таких материалов и технологий, которых нет даже в авиакосмической промышленности.

По мнению автора, для отечественной практики характерно как излишнее засекречивание научно-технической информации в военно-ориентированных структурах ВПК, так и недооценка важности защиты государственной тайны в сфере гражданских исследований и разработок. При этом порой коммерческая тайна в сфере гражданских НИОКР не может заменить тайну государственную.

Новый, не всегда опытный, управленец в российских федеральных структурах власти (особенно вне ВПК), не мотивированный на укрепление национальной безопасности и цивилизованное применение законодательства по государственной тайне и ее защите, часто уже по своему незнанию склонен к выбору несовершенных управленческих технологий и малоэффективных экономических решений.

В сфере российской науки, особенно РАН и высшей школы, сложилась своя ситуация.

В последние годы утратились стимулы наших ученых для засекреченной деятельности, особенно в традиционно открытой науке «гражданских» отраслей экономики. Возможный и часто оправданный выезд ученых и инженеров на работу за границей и даже на постоянное место жительство там, ощутимо влияет на их нежелание иметь допуск и вести засекреченные НИОКР. Более того, по данным социологических опросов, до 80% ученых России все еще мечтают эмигрировать из страны. В мире более всего востребованы физики (30%), биологи (23%), математики (9%), специалисты по общественным наукам (6%), медики (4%).

Очевидно, что РАН могла бы внести больший вклад в научно-техническую разведку РФ, но внешняя конкурентная разведка дорога. Отсюда следует поставить вопрос, как следует организовать и финансировать такую трудную деятельность в нашей РАН? Иной вопрос уже для отдельного ученого: можно ли таким путем немного подзаработать и как это сделать?

Автор: Юрий Бобылов (к.э.н., эксперт по научно-технической политике)

Источник:«Национальная безопасность и геополитика России» № 1-2, 200

Реформирование РАН и приоритеты научно-технической разведки России. Часть 3